"Эти женщины судили Чарли Чаплина. Прожив полвека, Чаплин пришел к убеждению, что несправедливость общества, в котором он живет, может быть устранена только одним путем — радикальными социальными переменами. Он стал открыто заявлять об этом в своих выступлениях и в своих картинах. До войны он выступал против нарождающегося фашизма. Чаплина любили народы всех национальностей; немногие уцелевшие короли и даже некоторые считающие себя свободомыслящими магнаты капитала относились к его творчеству снисходительно".
Читаем фрагмент из книги знаменитого кинорежиссера Михаила Калатозова "Лицо Голливуда" (М., 1949 год):
"В Голливуде дожди и туманы бывают только в декабре и январе. Остальные десять месяцев — солнечные, лишь изредка перепадают пасмурные дни. Поэтому в голливудских картинах облака не натуральные, а рисованные.
В этот город, где нет ни зимы, ни тропической жары и где имеется такой источник наслаждения, как голливудские сплетни, устремляется масса вдов, старух и старых дев, имеющих большие и малые наследства.
Это женщины, решившие на старости лет насладиться калифорнийской «вечной весной». Когда им надоедают сенсации и сплетни «города грез», они от тоски начинают заниматься «общественной деятельностью»: участвуют в различных реакционных лигах («Лига порядочных граждан», «Дочери американской революции» и др.) и ханжеских обществах. Особо почетным считается быть присяжным заседателем в суде.
Эти женщины судили Чарли Чаплина. Прожив полвека, Чаплин пришел к убеждению, что несправедливость общества, в котором он живет, может быть устранена только одним путем — радикальными социальными переменами. Он стал открыто заявлять об этом в своих выступлениях и в своих картинах. До войны он выступал против нарождающегося фашизма. Чаплина любили народы всех национальностей; немногие уцелевшие короли и даже некоторые считающие себя свободомыслящими магнаты капитала относились к его творчеству снисходительно.
Но вот актер, всегда изображающий «маленького человечка», вздумал заявить на многотысячном митинге в 1943 г оду, что Америку и мир спасет от фашизма только армия советского народа, и поэтому долг союзника помочь ей, немедленно открыв второй фронт.
На следующий день все газеты Херста накинулись на «мирового паяца» и объявили его «красным», извергом, готовым ради спасения Советского Союза пожертвовать сотнями тысяч молодых американских жизней. Газеты взывали к миллионам американских матерей, убеждая их предать анафеме «паяца», прикрывающегося маской борца с фашизмом, а на самом деле толкающего Америку на путь социализма.
Выступление Чаплина заклеймили как антипатриотический поступок. Многие из «почитателей» и «друзей» отвернулись от актера. Многие «поклонники» стали хулителями его таланта. И одним из первых к этому поистине стройному хору реакции примкнул Уинстон Черчилль, который выразил Чаплину свое возмущение и торжественно поведал миру, что вычеркнул его из списка своих знакомых.
Но маленький седой человек пришел к своим убеждениям благодаря опыту полувековой жизни и теперь не хотел менять их, несмотря на все угрозы. Чаплин продолжал отстаивать свою точку зрения.
Тогда с ним произошло необычайное происшествие: готовясь к постановке очередной картины, он был озабочен подысканием актрисы на главную роль. Наконец, его выбор остановился на одной девушке, с которой он и начал работать. Вдруг девушка исчезла.
Через несколько дней в газетах Херста появилось сенсационное «разоблачение» знаменитого актера.
Чаплин был представлен растлителем молодого и доверчивого создания. Вскоре последовало требование исчезнувшей актрисы заплатить ей 100 000 долларов за неожиданно быстро родившегося ребенка. Чаплин был объявлен аморальным человеком, его картины были подвергнуты прокатными компаниями бойкоту. Из кумира американского народа его пытались сделать отверженным.
Вскоре неведомая рука, направляющая действия девушки, привела Чаплина и на скамью подсудимых. С его пальцев снимали отпечатки, а рядом лежали стальные наручники. Такими, фотографиями пестрели в те дни газеты Америки. Чаплин предстал перед полицейскими чиновниками в качестве обвиняемого только потому, что потребовал открыть второй фронт, боролся с фашизмом.
Лица, инспирировавшие этот провокационный процесс, облекли его во все атрибуты «демократического правосудия».
На этом суде среди тщательно подобранных и всячески «проверенных» присяжных заседателей фигурировали те же самые голливудские старушки, о которых было рассказано выше. Прокурор взывал к их материнским чувствам, к их благонравию, хотя их прошлое было известно всем. Прокурор требовал присуждения «пострадавшей» 100 000 долларов и высылки из пределов США человека, который, по его словам, являлся моральной и политической угрозой для Америки...
Присяжные заседатели яростно аплодировали речи прокурора. Исход процесса был предрешен. Сказал свое слово и знаменитый адвокат, который стоил подсудимому не меньше, чем сумма иска, предъявленного девушкой. Пока суд заседал, вышли экстренные выпуски газет с прогнозами ожидаемого приговора.
Но подсудимый решил не сдаваться. Он еще имел право на последнее слово.
Он заговорил не о девушке. Он заговорил о судьбе простых людей, о судьбе Америки и ее народа. Говорил, что жизнь дана не для слез, но те, кто управляют Америкой, зальют ее слезами. Для них война — деньги, для народа — страдание и гибель. Чтобы покончить с войной, нужно покончить с фашизмом. Это делает Советская Армия, это же должны делать армии США и Англии. Хотят ли американские женщины, чтобы умирали их сыновья, дочери и близкие? Нет! Он — Чаплин — тоже не хочет...
Чаплин говорил так горячо и взволнованно, что чопорные старушки слушали «преступника» рыдая. Но когда он в упор спросил их, совершает ли он преступление, борясь с фашизмом, — воцарилось молчание. «Преступник» повторил свой вопрос, и старушки, утерев слезы, вместе с группой «бизнесменов»-заседателей сказали: — Да, виновен.
Последнее слово подсудимого газеты не печатали. В день суда радио и газеты «города грез» кричали о приговоре, который готовил актеру верховный суд. Херст требовал высылки его из Америки. Газеты Мак-Кормика требовали ссылки на каторгу, еще какие-то фашистские писаки хотели заковать Чаплина в кандалы и навеки вычеркнуть его имя из истории. Хозяева Америки не любят, когда художники занимаются прогрессивной политикой.
Чаплина еще долго таскали по судам. Его судят и по сей день, приписывая ему все новые и новые преступления. Судьи отчасти достигли своего — они забросали грязью имя известного актера, хотя впоследствии было установлено, что вся история с девушкой была инспирирована американскими фашистами. Но об этом ведь тоже не печаталось в газетах!
Вечером, после первого заседания суда, Чаплина спросили, почему бы ему не сделать картину об истории его собственной жизни, о его пути художника, обо всем том, о чем кричат газетчики?
— Об этом стоит подумать, если мне еще дадут делать картины,— ответил Чаплин.
После Великой Отечественной войны Чаплин сделал картину, названную им «Господин Верду». Это фильм, рассказывающий о безработном банковском служащем, добывающем средства к существованию для своей нежно любимой семьи не чем иным, как убийством богатых пожилых женщин, которых он соблазняет. После двенадцатого убийства г-н Верду попадает на скамью подсудимых, и на суде автор изображает его в виде жертвы социальной несправедливости. В своем последнем слове Верду произносит обличительную речь против капиталистического общества. Фильм «Господин Верду» характерен в первую очередь тем, что он является ярчайшим свидетельством ядовитости гнусной пропаганды, которая пропитала всю современную псевдокультуру США.
Человек, активно выступавший на голливудском процессе с разоблачениями реакции, подавляющей подлинное искусство и подлинную человеческую мораль, сам в своем творчестве оказался в плену представлений о жизни, навязываемых американскими политическими гангстерами и, конечно, речь Верду на суде не искупает всей ложной и политически вредной концепции фильма.
Чаплин отошел в этой картине от своего образа «маленького человека» и поручил Верду, человеку гангстерской морали и поведения, выступить обличителем уродств капиталистической системы.
Слова Верду звучат неубедительно, образ в целом непонятен и не вызывает никакого сочувствия. Не спасает положения ни сатирическое изображение быта капиталистического общества, среди которого нетрудно узнать сан-бернардинских старушек или женщин, судивших Чаплина, ни тот факт, что жертвы Верду — отрицательные персонажи и не вызывают ни малейшего сострадания.
Образ Верду типичен для современного капиталистического общества, где все представления о морали и человечности извращены и спутаны. Зачем же пытаться реабилитировать людей, являющихся продуктом разлагающейся психики буржуазного мира?
Идея борьбы с реакцией абсолютно ясна. Художественное произведение требует такой же ясности в ее выражении. От Чаплина, наиболее передового художника Америки, зритель вправе ждать, чтобы темы его картин и образы его героев вдохновляли на борьбу за справедливость и свободу, а не вызывали недоумение, разочарование и горечь обиды за достоинство человека, чье имя десятилетиями связано с борьбой за прогрессивную Америку" (Калатозов, 1949).
(Калатозов М. Лицо Голливуда. М.: Госкиноиздат, 1949).